Кошко Григорий Лукьянович

Самый первый участковый

Берёзовскому 40 лет. Возраст молодой. Но люди, положившие начало городу, теперь далеко не молоды. Свои силы, любовь, патриотизм они отдали ему, взамен получив яркие впечатления, воспоминания. По крупицам приходится собирать их нам, молодым, чтобы получилась неповторимая мозаика прошлого. Кто если не старики расскажут нам об истоках городской жизни в глухой сибирской тайге?

Адрес Григория Лукьяновича Кошко мне дали в милиции. 39 лет он отдал работе в ОВД. Там мне рассказали, что человек этот весёлый, разговорчивый и гостеприимный.

Работа началась с войны

Григорий Лукьянович открыл дверь, даже не спрашивая «кто там?», как обычно делают пожилые люди. Высокий статный старик с живыми, чуть прищуренными от любопытства глазами, не стал смотреть моё удостоверение.

- Я и так вас вижу, - сказал он, улыбнувшись.

Что мне спорить с бывалым милиционером, участником Великой Отечественной войны? Так я оказалась в маленькой квартирке человека, который был кода-то самым первым участковым милиционером и начальником милиции в нашем городе.

Усадив меня напротив, Григорий Лукьянович не стал дожидаться моих традиционных вопросов «Где воевали?», «Как попали в наш город?» и так далее, и сразу начал своё повествование.

Родом Григорий Лукьянович из далёкой Белоруссии. Мирную молодую  жизнь прервала война. Отработав в органах внутренних дел всего один год, юный милиционер был направлен на защиту Родины. Его отряд милиции направили в город Барановичи.

Город оказался занятым немцами. Пришлось идти дальше до Могилёвской области. Шли пешком примерно 200 километров. Жара стояла в те роковые июньские дни дьявольская. Так дошли до Могилёва. С него и начали наводить порядок.

- Провокаторов в тылу была тьма. Везёт, к примеру, шофёр технику, а встретится ему переодетый в милицейскую или военную форму немец (специально обученный русскому языку), наговорит, мол, враги окружили, дальше дороги нет. А на самом деле до линии фронта ещё 10-15 километров. Будет водитель окольными путями пробираться, да и сгинет - местность-то болотистая. Вычисляли таких «регулировщиков» дорожного движения.

Посылали нас на борьбу с немецкими десантниками. С ними шла настоящая война. Партизанская. Не давали им развернуться в городе и окрестностях. Немец понял, что разведку забрасывать бесполезно – остановился, выходит, мы с заданием справились.

Когда Ленинград оказался в окружении, отряд отправили в город для его защиты. Там я пробыл до августа 1943 года. Город отстаивали вместе с его жителями, настоящими патриотами. Вместе с ними перенёс голод. Знаю, что такое бомбёжки, 250 граммов плохого, хлеба в день.

Большая земля

После того, как прорвали блокаду, милицейскому отряду, где служил Григорий Лукьянович, предложили ехать на «большую землю».

- Я понятия не имел, что это за земля Сибирь. Кроме как на карте и не видел, - смеётся Григорий Лукьянович. - Дали приказ, значит надо ехать.

В молодую, только что образовавшуюся Кемеровскую область требовались штатные сотрудники милиции. Кроме того, истощённых голодом блокадников старались перевезти в тыл для получения лучшего питания.

- В конце лета я прибыл в Кемерово, - продолжает свой рассказ Григорий Лукьянович. – Город, по моим представлениям, совершенно был не похож на столицу. Маленький: один трамвайчик бегает - и всё, даже асфальта толком нету. Глушь.

Преступники терроризировали мирных жителей. Надо было сражаться с ними как на войне. Видимо руководство ОВД посчитало Григория Лукьяновича как раз подходящим для такой работы, ведь к тому времени ему вручили уже две боевые награды: медали «За оборону Ленинграда»,  «За боевые заслуги». Воевать в тылу не легче, чем на фронте. Там перед тобой враг – фашист, его не надо разыскивать, он сам наступал, а здесь свои, русские, с оружием в руках грабили, убивали сограждан, а потом скрывались от правосудия, продолжая своё грязное, жестокое дело.

Судьба – та, что ближе

- В Кемерове стали предлагать работу в любом городе области. Я смотрю по карте: какой ближе всего к столице, туда и решил идти. Барзас – всего 50 километров от областного центра, думаю, удобно будет ездить по работе в Кемерово. Так и выбрал себе место работы. Приехал туда на поезде (один раз в сутки ходил из Кемерова). - Григорий Лукьянович закрыл глаза, будто пытаясь вспомнить точнее своё первое впечатление. - Посмотрел: красота! Тайга сразу пленила. Может, из-за любви к сибирской природе я и остался в этих краях на всю жизнь.

В первый же день работы начальник милиции положил перед участковым  портфель, набитый заявлениями от жителей: кого-то обокрали, избили, обидели. «Поезжай, - говорит, - и разгружай портфель!». До него ведь работать было некому, а преступники чувствовали свою безнаказанность. Собирались бандами по 6 -7 вооружённых человек, врывались в дома, в подполье закрывали всю семью и грабили.

- А что делать, - восклицает Григорий Лукьянович, - Поехал! Сначала ознакомился с участком, который оказался довольно большим: Кроме посёлка Барзас станция Бирюли, Арсентьевский, Вотиновский, Барановский, Подьяковский сельсоветы, Колмогорово. Автомобилей, конечно, не было. Лошадки во время войны все вымотанные работой, худые, а зимы-то в Сибири снежные. Дорогу заметет, если лошадь с тропинки оступится, распрягать надо, иначе не выберется. Вот так вот и работали.

- Как же справлялись с такой большой работой?

- Давали самостоятельно работать. В райотделе я бывал только один раз в месяц с отчётом. Всё остальное время был в разъездах по своему участку. Изучил людей в деревнях, люди меня знали, помогали в следствии. Так дело и шло.

Через некоторое время работоспособность Григория Лукьяновича заметило начальство. Назначили старшим оперуполномоченным отдела по обеспечению государственной собственности. Теперь, за нехваткой следователей, молодому специалисту приходилось заниматься уголовными делами на своём большом участке.

Без громких дел не бывает…

- Григорий Лукьянович, повидали ведь на своём веку многое на такой-то работе! Поделитесь каким-нибудь громким делом?

- Громкие дела, конечно, были. Такое на Барзасе дело раскручивал, что только и говорили все вокруг: чем же кончится? Как же он посмел на начальство дело завести? Но рассказывать про город такое накануне сорокалетия не буду, дело то очень уж неприятное было. Я вот лучше про другие районы расскажу. Там не менее интересные вещи творились.

 Сразу после войны в Щегловском совхозе парторг Горбиков, честный человек, фронтовик и другие жители начали поговаривать, что директор у них жульничает, ворует. Я-то понимаю, чтобы это проверить, надо самому знать, как ведётся сельское хозяйство, права и обязанности начальства в совхозе. Сразу за директора браться не стал, а для начала набрал литературы да поднабрался там информации, чтобы разговаривать с подозреваемым на равных. Не в тёмную ж с ним толковать – обманет! Работать ведь голова должна, а не милицейская форма! – смеётся. - Решил делать ревизию на всех трёх фермах, которые входили в совхоз: Барановская, Кедровская и Центральная.

Только задача усложнялась тем, что бухгалтеры, которых я должен задействовать в проверке сами находились в подчинении у директора. А тот не так прост: большие знакомства у него в области. Счетоводы понимали, что начальника могли и не посадить, в этом случае они могли потерять работу. Да и мне, если не доказать его вины, можно погореть, как шведу под Полтавой! Но пришлось рискнуть, надо же пресечь безобразия!

Проверка выявила, что не хватает 13 голов поросят возрастом до 3 дней, несколько свиней-недоростков, достигших всего 30-40 килограммов - все они списаны как погибшее поголовье.

«Что ты добился своей ревизией?», - ехидничал директор. А я ему говорю: «Ничего пока не добился, читай второе постановление о ревизии!». И пошёл сам с ревизорами. Сверял картотеку, сам считал поголовье на фермах, расспрашивал свиноводов, которые всех свиней по кличкам знали. Восстановил-таки справедливость: 120 свиней по 100 с лишним килограммов не хватало!

Провёл расследование, повёз дело в барзасскую прокуратуру. К расхитителям в тяжёлые послевоенные годы закон был жесток: до 20 лет лишения свободы. Директора посадили.

Точно так же не побоялся я проверить заведующую совхозской столовой. Она делала наценки на продукты. Пошёл к прокурору с этим делом, а он говорит: «Попробуй, докажи! Ведь, сколько блюд, на все нужно делать расчёт! Нужно доказать, что она прибыль с каждого имеет и к себе в карман складывает!».

Нашёл я бухгалтера, который сделал все эти расчёты. Результаты занесли в большую, как газету, таблицу, которую рисовали вместе. Доказательства представили прокурору, в суд. Заведующую сняли.

Сколько таких дел было – не счесть, но люди не держали зла на меня, знали, что были виноваты. Да и я сам старался не быть с ними грубым, никогда не называл их преступниками. Бывает, всякого бес попутает, за то и понесёт наказание человек. Но жизнь его на этом не кончается, он ещё успеет и добра людям сделать.

Продолжал свою работу Григорий Лукьянович начальником поселковой милиции в Кургановке, когда началось бурное строительство Берёзовского. Здесь работу начал с паспортизации 18 тысяч первых жителей города. Раньше жили со справками. Вёл борьбу с преступностью, сам задерживал, расследовал дела, потому что работников не хватало.

- Всё-таки, Григорий Лукьянович, тянуло на родину, в Белоруссию?

- Я думал, что если меня снимут когда-нибудь за то, что не в своё дело лезу, уеду в Белоруссию! Но случая не представилось, был здесь нужен, здесь и работал, завёл семью. Лучше для меня работы и города, кажется, не было.

Долго ещё разговаривали со стариком по душам. Он переживает и болеет за Берёзовский, мечтает, что в нём будут свои фабрики, новые рабочие места для молодёжи, город будет расти и развиваться.

Уходя, я вспомнила, что фамилия моего собеседника принадлежала когда-то легендарному человеку Аркадию Францевичу Кошко, уроженцу Минска, возглавлявшего московскую сыскную полицию в начале ХХ века. Его называли русским Шерлоком Холмсом, дела о хищениях, убийствах, которые он расследовал, были сенсацией для столицы и всей России.

- Григорий Лукьянович, вы, не потомок ли «русского Шерлока Холмса» Аркадия Францевича?

- В Белоруссии людей по фамилии Кошко, как в России Ивановых! – смеётся, - про «русского Холмса» я не слышал.

Царских служащих не брали на работу в милицию, даже самых выдающихся, и их детей тоже. Время было такое. Поэтому советской милиции приходилось нарабатывать методы расследования самостоятельно. В первую очередь обращали внимание на талантливые, одарённые кадры. Такие умные, проницательные, сильные люди как Григорий Лукьянович сделали советскую милицию авторитетной.

Анна Чекурова

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год

Котин Петр Иванович

Он охранял блокадников от мародеров.

Петр Иванович Котин прошел войну, принимал участие в освобождении блокадного Ленинграда, но не солдатом, а милиционером. Он умер, но его полные боли и страданий воспоминания хранятся в музее УВД. 

В органы внутренних дел Петр Иванович пришел еще в 1938 году. С первых дней войны стремился на фронт. Подписали его рапорт только в сентябре 1941. Вместо передовой, куда рвался молодой горячий парень, Петр Иванович попал в блокадный Ленинград. Там рядовой милиции должен был охранять порядок на улицах, пресекать мародерство, диверсии. Картина смерти ежедневно стояла перед его глазами. Желая отомстить за страдания соотечественников он несколько раз убегал с ополченцами на фронт. Но его возвращали, угрожая трибуналом.

Вот как вспоминал Петр Иванович те дни по прошествии десятков лет: «Временами казалось, что я схожу с ума, еще немного и я упаду на мостовую. И у меня, как у всех остальных умерших, заберут медальон, на котором написан адрес родных и похоронят в общей могиле. Особенно тяжело было видеть умирающих от голода детей. Эти маленькие человечки, не успевшие повидать жизнь, уходили из нее так же молча, как и взрослые. Я видел как люди за считанные секунды становились седыми. Перед глазами стоит картина, как женщина, вернувшись с работы, увидела свой, разрушенный до основания дом. Она упала на колени и тихо повторяла имя семилетней дочери, погребенной под грудой камней. Слез не было… просто темно русые волосы на ее голове, словно покрылись инеем. Тогда я не боялся умереть, я боялся сойти с ума».
После окончания войны в звании сержанта милиции Котин вернулся в родной Прокопьевск. За военные заслуги рядовому Петру Котину предложили офицерскую должность участкового инспектора.

По прошествии стольких лет улеглась ненависть, не осталось злости. Им владела одна только скорбь. Скорбь по чужому горю, которое молодой чувствительный юноша пропустил через себя. С 1945 по 1961 год Петр Иванович оберегал людей от хулиганов и дебоширов. Ушел на пенсию по выслуге лет. Здоровье стало подводить все чаще. Вскоре он умер.

Алина Тимченко

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год

Кострыкин Иван Филиппович

Иван Филиппович родился 10 октября 1927 года. Рос и учился в Новокузнецке, оттуда же, в 17 лет, сбежал на фронт. Служил 7 лет пограничником на 1-м Дальневосточном фронте. Когда началась Японская война, Иван Филиппович, при переходе границы Советскими войсками, был ранен в ногу. Награжден медалями «За отвагу», «За победу над Германией», «За победу над Японией».

После войны, вернулся в Новокузнецк и, через несколько лет работы «на гражданке», пришел в милицию – на 23 года. Нес службу, заочно закончил институт. Возглавлял следственный отдел в Центральном РОВД. На пенсию ушел подполковником милиции. Позже вновь вернулся в милицию, работал следователем в Орджоникидзевском РОВД.

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год

Корытченков Николай Арсентьевич

Когда началась война, Николаю Арсентьевичу Корытченкову исполнилось только двенадцать. Отец его к тому времени уже шесть лет руководил  большим колхозом на Орловщине. Семья была небольшая, но очень дружная. Когда немцы подошли совсем близко к родной деревне, мать забрала двоих сыновей и отправилась в Брянскую область, в село Берестовицы, к своему отцу.  Деду в то время уже исполнилось девяносто, но был он крепким, здоровым, работящим. Настоящий русский мужик! Он-то и уговорил Николая остаться, не уходить дальше с беженцами.

Когда немецкие войска заняли и Берестовицы, Николаю пришлось прятаться, потому как сыну председателя колхоза рассчитывать на симпатию немцев не приходилось. Дед предложил ему уйти еще дальше,  в другую деревню, к друзьям отца.

Добрался до того села Коля быстро, только вот месяц пришлось ему прятаться в хате – выходить на улицу нельзя было ни в коем случае. Как-то прибежала тетка Стеша, хозяйка той хаты, и сказала, что полицай предупредил: «Пусть уходит председателев сынок. Указ вышел искать всех, кто прятался». Полицай тот местным был, к тетке Стеше хорошо относился, иначе не миновать Николаю Арсентьевичу принудительных работ в Германии.

Собрала тетка Стеша в узелок Николаю краюху хлеба да два яйца. Дорогу показала,  как  к деду в деревню добраться. Пока шел Николай, страху натерпелся. Особенно запомнились ему три конных мадьяра. Венгры тогда на стороне немцев воевали, их карательный отряд как раз в том районе располагался. Зверствовали они на брянщине похлеще фашистов. Так те, из конного наряда карателей-мадьяр, посмотрели на мальчишку, расспросили кто он и откуда, но забирать с собой не стали. Улыбнулась судьба Николаю Корытченкову.

Когда добрался до хаты своего деда, первое что увидел – тетки блины из пшенки пекут. И ничего вкуснее тех блинов Николай Арсентьевич до сих пор не пробовал. Но даже переночевать у родни пареньку не пришлось. Увидел кто-то как он вернулся да полицаям и донес. Пришлось срочно убегать Николаю в лес. К тому времени и отец и мать уже в партизанском  отряде воевали. Искал мальчишка ту партизанскую деревню долго. Нелегко ему пришлось, но осилил и этот путь. Один пробирался, старался немцам на глаза не попадаться, все больше лесом шел. Первым, кого увидел, найдя партизанскую деревню, был отец.  «Ты есть хочешь? -  эти его слова  Николай запомнил на всю жизнь. Принесли ему  полный котелок перловой каши. Молча смотрел отец, как уплетал сын простую, не сдобренную маслом еду. А ночью пошли партизаны на задание, и отец с ними. Обратно его привезли на повозке. Похоронили тут же, в лесу. Командир отряда забрал мальчишку к себе. Вот с тех пор и появилась запись в красноармейской книжке Корытченкова: «Зачислен бойцом-разведчиком  партизанского отряда «За власть Советов» с 20 июля 1942 по 20 июля 1943 года».

Этот год стал определяющим в судьбе Николая Арсентьевича. Детство его закончилось, едва начавшись. Боец-разведчик Корытченков ходил на задания в паре с двумя взрослыми бойцами. Там, где не справился бы  мужчина, спокойно и уверенно выполнял поставленную задачу подросток. Ответственность не только за себя, но и за жизни партизан круто изменили характер мальчишки. Он научился принимать решения и брать на себя их выполнение, выходить победителем из самых безнадежных ситуаций. Одно время их отряд контролировал железнодорожный мост, по которому шли составы из Киева в Москву.  Тогда-то, уже тринадцатилетний Николай, заслужил свою первую боевую награду – медаль «За отвагу». Радостно и почетно было её получать, хотя Николай Арсентьевич знал, что в соседнем партизанском отряде «Имени Чкалова» тоже пацаны воюют. Один парнишка даже «Героя» получил. Но это так здорово - сияющая медаль на заношенной, не по росту большой, телогрейке! И все же не в наградах было дело. Просто воевали все, кто был рядом с Николаем. Одних он хорошо знал с детства, с другими свела партизанская судьба. Он, маленький, подвижный и юркий, ловко ставил взрывные устройства на рельсах, и составы с продовольствием для немцев шли под откос. Он метко стрелял и прикрывал своих партизанских друзей при отходе от взорванных поездов. Он честно заслужил свою награду, хотя и радовался ей словно мальчишка. Да им он и оставался – тринадцать лет какая же это старость! Героем, не ради наград, погиб его отец. Сын просто принял эстафету мужества и долга – защищать свое Отечество! И шел по партизанским дорогам Николай Корытченков достойно. Так, что не стыдно сейчас внуку рассказать, своему прошлому в глаза заглянуть.

«Все мы родом из детства». Эти слова стали для нас обыденными, хотя они верны по своей простой и мудрой сути. Николай Арсентьевич и сейчас продолжает жить по законам мужской солдатской чести. Годы, проведенные на службе в органах внутренних дел, были лишь продолжением военной биографии. Опыт партизана-разведчика здорово ему пригодился, когда служил в уголовном розыске. Из милиции Николай Корытченков уволился в запас по состоянию здоровья – сказалась партизанская  юность, догнала война в мирной жизни. Но и на пенсии Николай Арсентьевич ведет активнейший образ жизни. «Мой дед прожил больше ста лет,  я в его породу пошел», - говорит  он,  добродушно усмехаясь.

Пусть живется долго  ему и его друзьям - ветеранам Второй Мировой. Они очень нужны своим внукам и правнукам. Они нужны как свидетели нашей Истории, как участники и Победители самой жестокой войны двадцатого столетия.

Евгения Гончарова

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год