Рудаков Михаил Александрович

Из поколения, проверенных войной

Вспоминая время начала войны, Михаил Александрович Рудаков говорит, что лето было теплым. Он, как и все пацаны того времени, воспитанных на фильмах о Пархоменко, думал, что быстро победим, нужно спешить на фронт. А старики, те, кто гражданскую прошел, предрекали долгую войну.

Михаил накануне войны поступил в Архангельский судостроительный техникум. Но в 1940-м было введено платное образование – денег не было, и он вернулся в родную архангельскую деревню. Окончил курсы МТС и работал трактористом, бригадиром тракторной бригады. Работа сложная, не хватало самого необходимого. Настроение было – скорее бы в армию. В октябре 1942 Михаил был призван в Пуховическое пехотное училище.

С октября 1942 года по июль 1943 проходил военную службу курсантом пулеметной роты. Её эвакуировали к тому времени из Беларусии на родину российского Деда Мороза в город Великий Устюг. С октября 1943 и до окончания службы был командиром пулеметного взвода и роты в гвардейской механизированной бригаде 3-го гвардейского механизированного Сталинградского корпуса. Они с июня 44-го  были сосредоточены в западных районах Смоленской области. Стало известно, что их корпусу предстоит принимать участие в очень важном сражении по освобождению Белоруссии. В военную историю оно войдет как операция «Багратион». 22 июня - канун начала операции. Вот как Михаил Александрович вспоминает то время.

«Вечером весь командный состав был собран на склоне небольшой сопки, где командир бригады Горячих ознакомил нас с обстановкой и с предстоящей боевой задачей. На рассвете наши подразделения вошли в прорыв. Навстречу шли раненые бойцы 1-го эшелона, лежали убитые и разбитая техника. Грохот разрывов. Первое впечатление: казалось, что наступление вот-вот захлебнется, но все пошло почти по плану. Однако, в первый же день наша рота понесла потери. Двое отстали, свою кухню не видели более десяти дней. Питались сухим пайком, но, в основном, трофеями с немецких тыловых складов».

В июне-июле за форсирование реки Березины, за освобождение городов Борисов, Вилейка, Красная, Минск, Молодичное, Вильнюс, Шауляй, Иелгава – личный состав бригады получил благодарности Верховного Главнокомандующего, а бригада – наименование Молоденческой.

Наиболее сильное сопротивление противник оказал на линии Минск -Вилейка, затем – Молодичное - Сморгонь. «В период с 8 по 13 июля шли тяжелые уличные бои за освобождение Вильнюса. Там мы впервые встретили у противника ручные гранатометы «Фауст-Патрон». Позже удавалось использовать трофейные гранатометы против противника. В Вильнюсе я получил легкое осколочное ранение в ногу, – вспоминает Михаил Александрович. - После Вильнюса дней восемь отдыха. Пополнили боеприпасы, помылись в полевой бане, приняли небольшое пополнение. К этому времени в роте осталось около 50% личного состава.

Корпус был переподчинен  1-му Прибалтийскому фронту, который освобождал от фашистских войск Прибалтику. Во второй половине июля активные боевые действия развернулись в районе Шауляя. К 10 октября удалось снова выйти к Балтийскому морю в районе Клайпеды, а к 22 октября – к Тухумскому оборонительному рубежу юго-западнее Риги, в результате чего группа армий «Север» была блокирована с суши в составе около 50 дивизий всех родов войск. Боевые действия на данном участке фронта продолжались до дня капитуляции Германии.

В ноябре, ко дню рождения, я со стороны неприятеля получил «подарок». Осколок мины пробил меховую шапку, прочертил след надо лбом, выбил искры из глаз и сбил с ног. Все обошлось благополучно.

Считаю необходимым подробнее описать боевые действия своего взвода по освобождению Елгавы. В ночь на 28 июля части корпуса по параллельным дорогам должны были пройти по тылам противника от Шауляя до Рижского залива. На рассвете достигли промежуточного пункта – город Ионишкис. Там был небольшой гарнизон противника, на шоссе в пределах города ночевал большой немецкий обоз. Город и немцы спали. Наше появление для них было, как «снег на голову». По оказавшим сопротивление огонь вели из всех видов оружия без остановки. Основная задача – это достичь Елгавы. Я со своим взводом должен двигаться по направлению батальона и действовать, сообразуясь с обстановкой. Я вышел на окраину города в районе железнодорожной товарной станции. На расстоянии в 250-300 метров от нас под насыпью проходила дорога (проезд). Не успев продолжить движение, я увидел, что через железнодорожные пути к насыпи быстро двигаются вооруженные группы людей в немецкой военной форме. Не подозревая о нашем присутствии, они стали переходить на нашу сторону насыпи, примерно в 40-50 метрах от нас. Огнем двух «Максимов» группа была почти полностью уничтожена, некоторые укрылись в земляных выемках возле насыпи. Одному пулеметному расчету приказал выдвинуться на насыпь. Взял с собой 2-х сержантов с автоматами и через придворные постройки жилого дома подошел к тем, что притаились в укрытии. С их стороны прозвучало еще несколько выстрелов, но все было пока закончено. Обошлось пулевой пробоиной на моей гимнастерке.

Почти тут же со стороны железнодорожной станции через насыпь появился командир батальона Защихин и за ним личный состав. Не имея связи с другими подразделениями, батальон оказался изолированным. Немцы пытались закрыть выход к отходу. Не окажись моего взвода в данном пункте к тому времени, трудно предположить последствия. Мне было непонятно, почему батальон не занял оборону по линии насыпи.

Не знаю, было ли распоряжение комбата, но возле меня остался заместитель по политической части С.С. Бобров и командир пулеметного взвода Хайрулин с одним расчетом из 5-й стрелковой роты. Я посоветовал ему занять огневую позицию справа. При последующем просмотре местности было видно, что противник, прикрываясь пристанционными постройками, продвигался ближе к нам, накапливая силы. Через проезд под насыпью группами проникал на нашу сторону насыпи. Огонь 2-х пулеметов в полной мере не мог сдержать немцев, и некоторым удалось приблизиться, вернее, сосредоточиться, на противоположной стороне насыпи. Они стали забрасывать нас гранатами, в результате чего был ранен осколком в спину рядовой Кузьмин, а второй номер расчета убит пулей прямо в лоб. В тот период я увидел, что Бобров и Хайрулин со своими пулеметными расчетами сорвались с места и побежали в тыл.

Немцы пытались появиться на насыпи, но огнем из автоматов командиры отделений и я лично заставляли их откатываться на свою сторону насыпи. Слева от насыпи они также проникали группами довольно близко и были слышны их возгласы.

Патроны были на исходе, подкрепления не видно, и не оставалось ничего другого, как дать команду к отходу. Некоторое время были слышны голоса преследователей и стрельба, но, используя укрытия, удалось оторваться от противника. В то же время, правее по пути отхода заработали станковые пулеметы нашего 2-го взвода, что оставался в резерве. Данное обстоятельство помогло мне и моим бойцам. Кратко доложил командиру роты о происшедшем. Двое суток на исходном рубеже. Пополнили боеприпасы, отдохнули. Правда, несколько раз наше расположение обстреливали самолеты-штурмовики, в результате чего мы понесли некоторые потери. Через 2-3 дня к нам подошли дополнительные силы – стрелковое подразделение, и начался штурм города. В тот же день наш батальон занял товарную станцию. В вагонах обнаружили немецкие посылки в Германию, в основном, с продуктами питания. К вечеру к моему взводу примкнул пулеметный расчет из стрелкового полка. Каким-то образом они отбились от своих. Это были молодые, проворные ребята, они выполняли все мои указания. В общем, воевали неплохо, и уже почти по окончании боев за  город пулеметчики встретили свое подразделение».

За участие в боевых действиях под  Елгавой и непосредственно в городе  Михаил Александрович был награжден орденом Александра Невского. В наградном листе отмечалось: «За организацию и проведение боевых действий своего подразделения с превосходящими силами противника, причинив ему значительные потери, при этом обеспечив выход своего батальона из довольно сложной тактико-боевой обстановки, сохранив личный состав».

Кроме того, на Михаила Рудакова несколько раз были написаны представления с ходатайствами о награждении, но в то время тоже были субъективные причины и награды не «дошли» до своего героя

В военной биографии Рудакова были яркие эпизоды. Так, в сентябре 1944 ему пришлось встать за прицел противотанкового орудия и первым же выстрелом подбить немецкий танк. Вспоминает фронтовик, как в марте 1945 огнем двух пулеметов, а также используя трофейные гранатометы «Фауст-Патрон», двое суток удерживал важный рубеж, получил пулевое ранение и просто чудом остался жив. Вернулся после выздоровления в свою часть в апреле, но из личного состава его пулеметной роты уже никого не осталось…

По окончании войны Михаил Александрович Рудаков, если бы было у него среднее образование, мог попасть в академию. А в гражданской жизни устроиться на работу было сложно.

Здесь, в Юрге, у Михаила Александровича жила теща, в эти края и поехал после демобилизации. Работал в Асаново на Томи. Встретив начальника милиции Копылова, пришел на службу в органы внутренних дел.

Уже в милиции окончил вечернюю среднюю школу, Омскую школу милиции. Михаил Александрович Рудаков был командиром взвода  и в то же время вел кадровую работу, позже перешел в следственный отдел. А в 1965 году Михаил Александрович поехал в отпуск в Мурманск, там жили два брата, мать похоронена. И решил перевестись туда, по родине соскучился. В Мурманске 10 лет служил в следственном отделе, вышел на пенсию.

По семейным обстоятельствам вернулся в Юргу, работал,  будучи на пенсии. Увлечения у Михаила Александровича активные – охота, рыбалка, огородничество. Активности Михаил Александрович Рудаков не теряет и сейчас, участвует в общественной жизни, решении семейных проблем. Как и большинство представителей этого героического поколения, тлеть Михаил Александрович не умеет – только гореть.

Светлана Шмелькова

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год

Пономарев Яков Маркович

- Вам нужен Яков Маркович? Да подождите, не ходите к нему пока – он, может, сам скоро в райотдел прибежит! Он к нам часто ходит! – такими словами встретили сотрудники Ижморского РОВД мою просьбу о встрече с участником Великой Отечественной войны Яковом Марковичем Пономаревым.

- Зачем он к вам ходит? – недоуменно спросила я.

- Как зачем? Чтоб не забывали! - улыбнулся милиционер и, глянув в окно, воскликнул: - А вон он, бежит!

И буквально в следующую минуту, с легкостью распахнув тяжеленную входную дверь, в помещение «вкатился» невысокий пожилой мужчина. Еще улыбаясь от яркого уличного солнца, он на ходу расстегивал шубейку и торопливо шел к лестнице, ведущей на второй этаж. По дороге человек вдруг остановился, и, повернувшись в сторону дежурной части, вскинул вверх руку и крикнул: «Здорово, мужики!» Дежурные заулыбались в ответ, а мужичок поспешил по лестнице на второй этаж. Я еле успевала за ним. «Здрасьте, дядь Яша!», - весело приветствовала его одна из молодых сотрудниц.

- Тридцать лет как я ушел на пенсию, - начал свой рассказ Яков Маркович, - и до сих пор забегаю к своим, проведываю… А как же…

Яков Пономарев – коренной сибиряк, родился в селе Островка. Шестнадцатилетний парнишка до начала войны и в первый ее год, до призыва в армию, работал в родном колхозе счетоводом. Перед отправкой на войну Яков Маркович прошел подготовку в Тульском оружейном училище. Уже в октябре 1942 года эшелон, в котором находился Яков, новоиспеченный техник-ружейник, ехал на фронт. До сих пор с некоторой усмешкой над собой описывает он свои первые впечатления: «Моя война началась на Украине. Помню, приехали в Севастополь, я как увидел летящий в небе самолет, так и остался стоять раскрыв рот: такой техники я раньше не видел! Опомнился только когда командир меня за рукав дернул к земле с криком: «Ты что, с ума сошел? Кто ж на войне рот разевает да по сторонам смотрит? Убьют!»

Города, пройденные Яковом, сменяли друг друга… Севастополь, Симферополь, Мелитополь, Гомель, Полоцк - сколько их было? И везде боевые задания, одно важнее другого. У бойца Якова Пономарева задачи были наиважнейшие: следить за вооружением, без него на войне - никак. «Километр до линии фронта, а оружие чтоб стреляло верно, не промахивалось! – вспоминает Яков Маркович. - Вечером бой - всю ночь оружие в порядок приводишь, чтоб, если что, не подвело…». Самое страшное, вспоминает Пономарев, это когда их дивизию перебросили в Европу, в Восточную Пруссию. Немцы, понимая, что их конец близок, остервенело дрались, пытаясь сохранить свои позиции. На полях Пруссии весь снег был красным от крови раненых и убитых солдат.

Незадолго до победы Яков Маркович оказался на Балтике. Там, на берегу  Балтийского моря, в Кенигсберге, и встретил он праздник. «Готовились наступать, но тут раздались залпы и вопли «Победа!!!». Мы, как оружейники, тоже включились в эту пальбу! Стреляли из всего, что было под рукой: из пистолетов, пулеметов… Командование приказывало остановить залпы, но куда там, никто и не слушал!

Закончилась война, Якову и его сослуживцам приказали квартироваться прямо здесь, в Прибалтике: военная служба продолжалась. И еще некоторое время Яков Маркович вместе с другими выполнял приказ по прочистке лесов от банд, не смирившихся с разгромом фашистов. Немецкие, литовские офицеры, переодетые в форму рядовых, вели партизанскую войну.

После уничтожения банд военная служба Якова Пономарева продолжилась в Туле. Там он и остался бы жить, да только вот в Сибири остались  родители, которым нужно было помогать, потому и вернулся Яков Маркович в родной колхоз, где некоторое время работал по своей прежней профессии – счетоводом. А в 1949 году позвали его в милицию. «В каждой деревне жили ссыльные немцы – русские с немецкой фамилией. Их в годы войны спешно выселяли в Сибирь с Поволжья, боясь, что они могут пособничать немецким захватчикам. И долгое время после войны они были постоянно в поле зрения правоохранительных органов. А они и виновны-то были лишь в том, что носят необычную для русского уха фамилию», - поделился Яков Маркович, работавший в те годы оперуполномоченным по ссыльным.

В трудовой книжке Якова Марковича записаны и годы его службы начальником паспортного стола, и инспектором уголовного розыска, и начальником спецкомендатуры, и старшим опером ОБХСС. Вспоминает Яков Маркович случай, как его собственная бдительность помогла раскрыть кражу из местного универмага. «Приехал какой-то «залетный», зашел в магазин и, когда продавец отвернулась, схватил с прилавка рулон ткани бостон, обмотал ею тело, застегнул пиджак, и снова на железнодорожную станцию. А тут я иду навстречу. Что-то показалось мне в нем подозрительным. Остановил его, а он аж затрясся весь от испуга… Семь лет ему за кражу дали».

Тридцать лет как уволился Яков Маркович из милиции. Ему уж за 80, а по-прежнему бодрый, жизнерадостный. «Заводной! – с восхищением говорят о нем сотрудники Ижморского РОВД. Летом на велосипеде за дровами в лес ездит!» «Ну, правильно! – говорит в ответ на это Яков Маркович Пономарев. – Чего мне сидеть на месте? Я же живой…»

Наталья Денисова

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год

Румянцев Николай Александрович

«Это – МОЙ праздник!»

Маленький Коля Румянцев очень любил ржаной хлеб. Будучи совсем ребенком, он мог подолгу сжимать в руках краюшку хлеба, вдыхать ее аромат, прежде чем начать есть… В его родном селе Плосково Горьковской области рожь была доминирующей культурой. Сотни гектаров были засеяны ею. Но хлеба все равно не хватало, и даже самая крохотная краюшка была на вес золота. 1933 году Коле исполнилось 9 лет. Умерла мама, оставив пятеро маленьких детей, самым старшим из которых был Коля, а младшей – трехмесячная сестренка. Отец уходил на заработки, дома за хозяина оставался внезапно повзрослевший подросток. В 1933-34 году в их деревне случился неурожай. Стало очень голодно. Отец, чтобы как-то прокормить детей, устроился на лесозавод на станции Бронтовка, где раз в неделю давали булку ржаного хлеба. Коля ходил за этой булкой к отцу пешком за 20 километров через поле в  сугробах, тайгу и возвращался с ней как с самым драгоценным подарком. Всю дорогу его преследовал одуряющий запах хлеба, соблазн был велик, но дома ждали слабые от недоедания сестренки. И он терпел. Доносил булку хлеба до дома и уже при всех целехонькую делил. Но, как ни дели, зачастую этой булки хватало дня на 2-3, остальные дни перебивались как могли. «Прихожу со школы, - вспоминает Николай, - вытряхиваю из сумки учебники, через плечо ее – и милостыню просить по деревне. Каждый день почти так. Кто подаст, а кто и прогонит. Бывает, скажут: «Колька, опять ты пришел!» - я развернусь, а мне вслед: «Иди сюда… Возьми»… Так и выжили. Еще вспоминает Николай, как покупали в сельмаге большое твердое печенье. Брали одну «печенину», клали ее в тарелку с водой и ждали, когда она разбухнет и станет больше. Тогда только начинали есть…

В 1937 году Румянцевы переехали в Сибирь, в Прокопьевск. «Родственник приехал: там, говорит, рай, поехали жить в Сибирь! Мы приехали: продуктов вдоволь, работа есть. И правда – рай!» Только вот не думал Николай, что через каких-то пять лет придется ему, да всей стране, окунуться в такой ад, что страшнее не бывает. Когда в июне 1941 года он вместе со многими миллионами людей по всей стране услышал известие о войне, то первым и единственным желанием было отправиться на фронт сию секунду. Но он был еще мал, а потому в армию Николая призвали лишь в октябре 1942 года. «Сколько до этого было наших чаяний, несбывшихся надежд о скором конце войны! – вспоминает сейчас фронтовик. – Там, на фронте,  отступление за отступлением. Тяжело…»

Часть, куда попал Николай Румянцев, формировалась в Барабинске. Несмотря на то, что война шла далеко за Уралом, быт у новобранцев был устроен совсем по-военному. «Землянки, нары. Каждый день – марш-бросок на лыжах по 10, 15, 30 километров… Телогрейкой укроешься, валенки под голову сунешь – вот и все условия». Даже умываться солдаты бегали к озеру, что находилось неподалеку.

В конце декабря солдаты выехали на фронт. Доехали до Ельца, а через сутки уже вступили в бой. И потом все шли и шли с боями, задержавшись лишь на Курской дуге, где стояли 2 месяца. Там-то и произошел с Николаем случай, когда рожь, хлеб из которой он так любил, буквально спасла ему жизнь – уже во второй раз в жизни.

В часть, где служил Николай, прислали свежую роту. Перед ней была поставлена задача: прорвать оборону противника и попытаться взять хорошо укрепленную высоту. Дали этой роте несколько танков и рано утром те двинулись в бой. Солдаты дрались отчаянно, но силы были неравными, и командование, видя, что сражение проиграно, дало приказ отступать. Но связь с ротой прервалась, и передать приказ отправили Николая Румянцева. «С километр длиной передо мной стояло поле ржи. Колоски высокие, тугие... Я пополз через это поле, а оно разделено было лесополосой, и в ней засели немецкие снайперы. Тишь такая стояла вокруг, ни ветерка! Снайперы увидели, что рожь шевелится, и начали по мне стрельбу. Я только и видел, как свистят и отскакивают от грунта пули и падают на землю посеченные ими колоски…» Но Николай все же переполз поле. Ища пропавшую роту, наткнулся возле подбитого танка на раненого командира капитана Арефьева и отдал приказ отступать. Как полз назад, Николай помнит с трудом: солдатские брюки от постоянного трения с землей продрались в клочья, колени были избиты в кровь, в раны попадала пыль. Хотелось встать и пойти в полный рост, но это была верная смерть. И Николай полз, превозмогая боль. Одно было хорошо: поднялся ветерок, пустив по полю «волны», и немцам было уже сложно определить, где именно ползет человек.

Выслушав доклад Николая о выполнении боевого приказа, командир полка приказал комбату: «Выдать ему новое обмундирование. И наградить!» Так у солдата Николая Румянцева засияла на груди первая награда – медаль «За боевые заслуги».

Как одно из самых страшных событий той войны вспоминается Николаю форсирование Днепра: «Очень жестокие бои были. Потери неимоверные». Николай никогда не видел раньше Днепра. А наутро после очередного боя подошел берегу реки, а вода темная-темная… И пеной прибивает к берегам сгустки крови раненых и убитых солдат.

…А потом, рассказывает Николай Александрович, были еще десятки боев, проходящих с переменным успехом для советских солдат… В одном из них Николай вместе со своим другом подбили немецкий танк. Теперь как память об этом событии красуется на груди у ветерана орден Красной звезды.

В 1944 году Николая отправили учиться на курсы младших лейтенантов 1-го Украинского фронта. Несколько месяцев учебы – и вот лейтенант Николай Румянцев, получивший звание по специальности «командир взвода противотанковой роты», пешком догоняет фронт, который в то время был уже за территорией Польши. «Я останавливался на ночь у поляков. Не стеснялся просить попить-поесть – все-таки воин-освободитель, кто ж такому откажет, - улыбается Николай Александрович. – Поляки жили очень бедно, но никогда не отказывали в приюте, хотя зачастую у них на ужин была одна толченая картошка, без всего…». Командиром Николай пробыл около трех месяцев. «Молодым командиром!» - подчеркивает Румянцев. И тут же рассказывает о том, какие теплые и едва ли не родственные отношения существовали между молодыми бойцами и «стариками» - так они называли сорока-пятидесятилетних воинов: «Был один бой, и ко мне подполз мой боец, в годах уже, и говорит: «Сынок, там наш пулемет в стороне. Немцы его заметят, доберутся вперед нас и по нам же начнут палить… Надо бы пулемет уберечь, сынок…» До сих пор будто слышу  его отеческое «сынок»…»

…А после были страшнейшие сражения на реке Одер при ее форсировании. Это был март 1945 года. 9 марта Николая тяжело ранило: он получил сквозное пулевое ранение левой части груди, чуть-чуть повыше сердца. Враз ставшего инвалидом Николая увезли в госпиталь в город Харьков, где он и встретил Победу.

«Я думал, вернусь домой, никому не нужным буду, - говорит Николай Александрович, - все-таки такое серьезное ранение. Но в милиции в то время был большой недобор, и я рискнул. К моему удивлению, несмотря на ранение, прошел медкомиссию». С первого и по последний день службы в милиции Николай Александрович трудился в областном УВД. А это – более полувека – 52 года. «Сначала работал в отделе спецпоселений. Мы контролировали ссыльных, среди которых и русские немцы, высланные сюда в годы войны, и кулаки, сосланные еще до нее. Парадокс: в милицию приходили воины, вернувшиеся с войны героями, усыпанные медалями и орденами. А их родители до войны были признаны кулаками, и бывших солдат направляли именно в тот отдел, который следил за поселенцами. Получалось – сын следит за отцом… Парадокс!»

Николай Александрович еще долго рассказывал о службе в милиции. О том, что ему пришлось пережить, можно писать отдельную книгу… «Я считаю, что мне крупно повезло! – сказал он в конце нашего разговора. – Я перенес такую страшную войну, оставшись в живых; я ни разу не опозорил чести офицера здесь, на службе, и я с гордостью встречаю СВОЙ праздник!»

        Наталья Денисова

При подготовке материала использованы фрагменты статьи Ф. Кондратьева «Рожь»

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год

Решетников Иван Васильевич

Иван Васильевич -  участник Великой Отечественной войны. Родился в Ростовской области в 1922 году. Как раз в канун Великой Отечественной, в июне 1941 года, окончил школу.  Через месяц был призван в армию. Участвовал в Сталинградской битве. В 1942 году был ранен, направлен в госпиталь. В конце войны находился в Томске, в батальоне офицерского резерва. Вспоминает, что после того, как в полдень по радио объявили Победу, весь народ хлынул на улицы города: даже совсем незнакомые люди поздравляли друг друга, обнимались, плакали от счастья. За мужество и героизм, проявленные в годы Великой Отечественной войны,  был награжден орденом Отечественной войны 2 степени, медалями «За боевые заслуги» и «За победу над Германией».

После демобилизации вместе с товарищами приехал в Белово. Устроился в горотдел и прошел путь от оперуполномоченного уголовного розыска до начальника 3 отделения милиции. В 1967 году был переведен в Яю, начальником РОВД. В 1977 году ушел на заслуженный отдых в звании полковника милиции.

Публикация взята из журнала ГУВД Кемеровской области "На страже Кузбасса" № 5-6 2005 год