Великая Отечественная война породила великое множество противоречий – между странами, культурами, нациями, людьми. Кемеровский следователь Михаил Ильич Плотников, воевавший под Сталинградом, нашел в себе силы преодолеть все противоречия. Спустя десятилетия после кровавых боев он разыскал немецкого солдата, которого взял в плен. Дружба, вспыхнувшая между бывшими врагами, продолжалась 10 лет. В частых письмах, летящих через полконтинента от Филиппа Хумберта к Михаилу Плотникову, было столько искренней теплоты, что она сумела растопить весь холод отчуждения, многие годы существовавший меж двух враждовавших когда-то стран. Приезд в Германию Михаила Ильича и общение с немецким другом стали продолжением крепнущих отношений. Кем же является человек человеку? Автор материала «Враги-друзья» Анастасия Максимова дает ответ на этот вопрос.
ВРАГИ-ДРУЗЬЯ
Кемеровчанин Михаил ПЛОТНИКОВ, ветеран Великой отечественной войны, 25 лет отдавший службе в милиции, десять лет переписывался с бывшим офицером немецкой армии Филиппом Хумбертом.
Здравствуй, Миша!
Шумный праздничный Сталинград — толпы народа, красивые здания, аккуратные дороги и тротуары — ничто не напоминает здесь о трагедии, которая разыгралась много лет назад. Ничто, кроме людей, в душах которых навсегда остались страшные картины былых боёв. Эти люди приехали сюда из разных стран на 40-летие взятия Сталинграда, чтобы почтить память ушедших товарищей. Иностранцы останавливаются в гостиницах. Снимают комфортные номера. Для них подобные траты никак не отражаются на кошельке. К тому же и места для иностранных гостей забронировали загодя. В советское время приоритет отдавался им. Для наших же ветеранов - солдат армии победителей такая роскошь не по карману, да и никто и не думал их устраивать в гостиницы.
- Нам пришлось отстоять длинную очередь, прежде чем получить своё спальное место в какой-то школе, - сетует Михаил Плотников. Мы терпеливо стояли. Передо мной осталось всего несколько человек, как вдруг трое мужчин пытаются пролезть без очереди. Я возмутился, заорал, мол, почему вы вперёд лезете? Крепко схватил одного за воротник. И, о чудо! Слышу: «Мишка, привет, ты, что не узнал нас? Ты ведь был нашим командиром!» Обрадовались, обнялись. Все. Конфликт исчерпан.
Так Михаил Ильич нежданно-негаданно встретил своих бывших однополчан, бывших у него в подчинении. Несколько корреспондентов обратили внимание на такой яркий момент встречи. Подбежали стали засыпать вопросами. Бывшие фронтовики едва выбрались из их цепкого кольца, старые приятели решили побродить по городу.
— Слушай, помнишь, ты брал здесь двух пленников в блиндаже? — спросил Михаила один из бывших солдат. — Напиши, узнай, может, кто из них и жив. Интересно ведь узнать, как сложилась их судьба!
«И правда, почему бы и нет» — подумал фронтовик. И, вернувшись домой, в Кемерово, он написал письмо в посольство Германии в Москве: «Я — фронтовик, воевал под Сталинградом. Хотелось бы узнать о судьбе тех немецких солдат, кто, как и я, бился на высоте 147,6, пообщаться с ними…»
«Меня зовут Филипп Хумберт…»
Месяц, другой, третий — тишина. Письмо в посольство уже стало как-то забываться, работа, семья… Вдруг через полгода приходит ответ: «Найден немецкий военный, который воевал под Сталинградом. Его зовут Герхард Филипп Хумберт, живёт в городе Кёнихсвинтер, дом номер…» Не успел ещё Михаил Ильич отойти от удивления, как вдруг обнаружил в почтовом ящике конверт, надписанный по-немецки — это уже сам далёкий неизвестный Хумберт слал привет своему бывшему врагу — русскому лейтенанту.
«Уважаемый товарищ Плотников! Надеюсь, вы найдёте доброго человека, который сможет перевести вам это письмо. К сожалению, я не знаю русского языка. Я пенсионер, 1916 года рождения. С 1936 по 1939 год отбывал воинскую повинность. Затем «мне позволили» дальше быть солдатом. В мае 1941 переведён в генштаб 4-го армейского корпуса. Здесь я пребывал до 31.01.1943 — до моего плена под Сталинградом. Звучит, как нормальная военная история. И всё-таки я был и навсегда остался человеком гражданским. Я приветствую вашу попытку встретиться с бывшим участником войны с другой стороны…» — перевёл письмо сын Михаила Ильича Григорий, свободно владеющий немецким.
«Уважаемый Герхард! Ваше письмо было для меня неожиданным, но приятным сюрпризом! Мне приятно, что первый тепло отозвались на мою просьбу, тем более, что мы с вами когда-то пережили бои на одном и том же фронте под Сталинградом. И сейчас не важно, что мы были по разную сторону окопов. Не мы с вами в этом виноваты. Важно, что мы это поняли и одинаково хотим мира! Начал я службу в армии в 19 лет. После тяжёлой контузии в августе 1943 больше на фронте не был. Учился, получил юридическое образование, работал следователем в милиции. Мне пришлось воевать под Сталинградом с июля 1942 по 2 февраля 1943. Хлебнули мы там горя и крови по горло. Да и вы, пожалуй, только в Сталинграде (если не считать Москву) по-настоящему почувствовали жестокость войны и отчаянность сопротивления. Но когда закончились бои и пошли колонны измученных голодных немецких солдат, ей-богу, не было в душе злобы, а родилась какая-то необъяснимая жалость и боль за тех, кто по прихоти политиков положили свои головы в чужой земле…» — ответил Михаил Ильич жителю Германии.
«Михаил, вы находились в северной части Сталинградского «котла», а я кружил далеко на юге. Никто из наших не знал, чего, собственно, мы там добивались. Мой командир совершенно открыто сказал это — и его самолётом отправили домой. Вы пишете о своей учёбе на юриста.Я тоже охотно бы стал юристом. Многие из моих предков за последние 500 лет делали это успешно. После возвращения из плена в 1948 году я не мог вернуться домой. Поместье моё было отчуждено. Нас прогнали как помещиков. Я отправился в Западную Германию. Женился. У нас две дочери… » — написал Хумберт.
«…2 февраля 1946 года, в день трёхлетия окончания боёв под Сталинградом, я женился. У меня тоже двое детей. Дочь живёт в Кемерове, работает заведующей юридической консультацией. Сын живёт в ГДР, защитил диссертацию в Лейпциге, женат на немке, растит двоих сыновей. В его семье говорят только на немецком…» — ответил Михаил Ильич.
Так постепенно начиналось их сближение.
— Сначала общались очень аккуратно, осторожно, боясь чем-нибудь обидеть собеседника, как бы производили своеобразную «разведку», — вспоминает Михаил Ильич. — Ведь мы же были раньше непримиримыми врагами. Я на войне готов был убить каждого, кто ступил на нашу землю. Потом мы почувствовали солидарность двух воинов, которые воевали по разные стороны баррикады.
Два незнакомых человека писали всё откровеннее, становились друзьями. И вот уже звучали в их письмах те мысли о войне, что накипели за минувшие годы.
«Дорогой Филипп! Если бы мы с тобой встретились в 1941 году, едва бы мы нашли общий язык, тем более — чувства откровения и дружбы. Механизм пропаганды фашизма и коммунизма делали нас послушным орудием проводимой двумя диктаторами политики. В то время мы были врагами и каждый из нас держал на прицеле жизнь друг друга. …Дикая ненависть к немцам вообще. Раз немец — значит, твой враг, он хочет твоей смерти. Сложно было изменить себя и в этом кровавом хаосе отличить немца-фашиста от немца-человека. Это происходило с трудом. Но уже в битве под Сталинградом понятия «немец» и «фашист» получили в моём сознании разграничение…» — писал Михаил Ильич.
«В первоначальных планах 1942 года Сталинград не был целью наступления. Нам нужен был Кавказ с его нефтью. И только по ходу наступления Сталинград превратился в важную цель — город Сталина действовал на Гитлера, как магнит! Мне всё равно, по какую сторону окопов мы стояли. Окопы были нашей общей судьбой. И если мне приведётся ещё раз вернуться на Волгу, то радость моя — встретить вас там — будет в тысячу раз ольше, чем от встречи с некоторыми из тех, кто был там тогда со мной…» — отвечал Хумберт.
Лицом к лицу
Наконец, через несколько лет переписки Хумберт пригласил Михаила к себе в гости.
— Мы хоть и переписывались очень долго, но своих нынешних фотографий другу не слали, и я не знал, как он выглядит, — рассказывает Михаил Петрович. — Но как только вышли из автобуса — я, моя жена, сын, который к тому моменту уже жил в Германии, с супругой, Хумберт сразу помахал мне рукой. Я сразу почувствовал, что это — он. Хумберт встретил нас настолько радушно, что я и не ожидал.
Бывшие враги обнялись, посмотрели друг друга в глаза — а в них — ни злости, ни недосказанности.
Хумберт привёз гостей домой, где их приветливо встретила его супруга, Ева. Небольшой уютный одноэтажный домик понравился Михаилу. Перед домом — ухоженный садик с зелёной травой и цветами. А прямо возле входа — осколок фамильного герба Хумберта, который он, вернувшись домой после пяти лет лагерей в России, о чём крайне не любил вспоминать, забрал из прежнего дома, который тогда находился в ГДР, и переехал в ФРГ, купив новый дом и начав новую жизнь.
— Я по-немецки знал только «Hande hoch», поэтому в качестве переводчика выступал мой сын, — вспоминает Михаил Ильич.
Сели за накрытый стол, разговорились. Теперь уже — вживую, лично, видя глаза друга, а не исписанный бумажный листок. И пусть там, под Сталинградом, в их душах царила ненависть к противнику:
— Немцы тогда ненавидели русских и не считали их сильной нацией, способной дать настоящий отпор, — говорит Плотников.
Теперь же была только теплота и искренность:
— Мы в равной степени понимали, что война не была нужна ни русским, ни немцам, — говорит Плотников. — И пришли тогда к единому выводу, что войны могло бы и не быть…
Михаил и Хумберт расстались ещё большими друзьями, чем были. Переписка не прекращалась. Через несколько лет Хумберт вновь позвал друга с супругой в гости. Показал окрестности. Вместе съездили на кладбище русских солдат, где идеально ухожена была каждая могилка.
— Михаил, почему ты не приглашаешь меня к себе в гости? — спросил Хумберт. — Я тоже хочу посмотреть, как ты живёшь, побывать в твоём городе.
— А потому что солдат армии-победителя ныне живёт, как самый последний нищий в вашей стране и мне стыдно, — ответил Михаил.
С тех пор Хумберт больше ни разу не заговаривал о приезде в Россию.
«Человек человеку»
Переписка, продолжавшаяся десять лет, оборвалась, когда Хумберт умер: в автокатастрофе погибла его дочь, и он не смог пережить трагедию.
Брат Евы передал письма и фотографии в музей.
Выставка, посвящённая второй мировой войне, одной из частичек которой стала история дружбы Михаила и Хумберта, гостила в Берлине, Киеве, Москве, где её посетил режиссёр Борис Сарахатунов. Его очень заинтересовала история общения русского и немца
В 2004 году в квартире Плотниковых раздался его звонок:
— Вы не возражаете, если я сниму о вас и Хумберте документальный фильм?
Вскоре он приехал в Кемерово вместе со съёмочной группой. Побывали они и в Германии у брата Евы (сама Ева плохо себя чувствовала), пообщались с сыном Михаила Ильича, проехались по следам Сталинградской битвы…
В 2005 году на фестивале военно-патриотических фильмов «Волоколамский рубеж» фильм Сарахатунова «Человек человеку» получил диплом. Фильм показали и в Германии, но там особой реакции не последовало — возможно, немецкому зрителю ещё пока трудно принять идеи двух бывших военных.
«Человек человеку» переведён на английский язык и отправился на фестиваль в Монте-Карло. Теперь Михаил Ильич ждёт вестей оттуда. Он уверен, что фильм получился искренним, правдивым и мало кого оставит равнодушным.
Анастасия МАКСИМОВА, Кемерово
