Олег Владимирович Шишко

Олег Владимирович Шишко 13.08. 1969 года рождения, майор милиции, старший     оперуполномоченный УБОП СКМ ГУВД Кемеровской области, окончил биологический факультет Кемеровского государственного университета по специальности художник-токсидермист в 1991 году. Начиная с 1991 года публикуется в областных и местных печатных изданиях. Лауреат Всероссийского конкурса “Щит и перо”  2002 года - первая премия в номинации “Горячая точка” за материал “Аргунский рамазан”.

Представленный материал написан в 2004 году.

 Путь воина.

  Кто чем занимается тот в том и вязнет. По закону всемирной гравитации вещи липнут друг к другу.  К финансистам липнут деньги. К плейбоям девки. К слесарям мазут. К водке алкаши. К ментам преступления. К героям слава и смерть. 

         В очередной раз пришлось вздрогнуть от вида черной рамки, выставленного в фойе УБОП портрета. Четыре красных гвоздики и красная лента оттеняли фотографию Станислава Галлеева. Третьего товарища за последние три месяца потеряли  сотрудники Управления по борьбе с организованной преступностью. Борьба. Схватка. Не на жизнь, а на смерть. И никто не скажет, что мы сможем победить без потерь. На этот раз обширный инфаркт сердца. С фотографии на меня смотрело молодое лицо, седого до серебра, пятидесятилетнего мужика. Тридцать лет он отдал службе. Напрашивается официальный штамп «отдал службе в МВД», но, глядя на его скромное для такого стажа звание – подполковник, на скромную квартиру в Прокопьевске, на его боевые ордена и боевую должность в УБОП, надо написать – «он отдал тридцать лет, служа народу». Можно служить Москве, государству, своему начальнику, себе самому, можно просто плыть по-тихому до пенсии. А можно и по другому, каждый день решать чьи-то проблемы, помогать конкретному человеку, попавшему в беду, и, не хватая звезд с неба, просто честно выполнять свою работу. А работа у Станислава Галлеева была такая, что если ее выполнять честно, то некоторым негодяям сразу становится неуютно в тех комфортных условиях, которые они создали себе за счет пота и слез простых людей. Не раз предлагали Галлееву высокие должности, звали в «команду», но он всегда играл на понижение, выбирая путь одинокого воина, выбирая борьбу вместо комфорта, отказываясь от карьеры только за одно право. Право открыто смотреть людям в глаза.

 Холодным серым январским днем гроб с телом Станислава понесли по кривым Прокопьевским улочкам. На серый снег падали пихтовые ветви. Старый измученный город прощался со своим героем. Боевые товарищи, слегка согревшись водкой, вспоминали Чечню, друзья шли за гробом, склонив головы. Над вырытой могилой, светлые кладбищенские березы склонили свои ветви, украшенные инеем. Статичность подернутых морозом берез и незыблемость январских сугробов свидетельствовали о суровом могуществе природы перед временем человека. Неужели мы ничего не можем изменить в этом мире? Неужели смерть неизбежна? Как ни странно, но лицо нашего товарища, лежащего в гробу, говорило обратное. Все дело в том, на какой скорости подойти к роковой черте. Недаром практически все основные религии обещают рай воинам, погибшем на поле боя. Есть люди, которые воспринимают мир как кормушку или как бутылку, а есть люди, для которых мир это поле боя. Для Станислава Галеева  вся жизнь превратилась в 30–летний  затяжной  бой с ложью и несправедливостью. Он хотел изменить этот мир к лучшему. Причем он был не из тех пустоболов, мечтающих изменить весь мир и сразу. О начинал работу с себя, и, вторгаясь в жизнь родного Прокопьевска с открытым забралом, своей ежедневной, ежечасной работой, так или иначе, менял все вокруг.

Он мог. Мужчина. Человек с большой буквы. Человек, не прогнувшийся под стереотипы общепринятых правил. Такими словами провожали лучшие друзья в последний путь Стаса.

Исполняющий обязанности начальника ОБОП по г.Прокопьевску Александр Анатольевич Сельский был особенно мрачен и даже растерян. Не с трибуны, а сам себе он несколько раз повторил: «Не бывает не заменимых, оказывается, что бывают…бывают... Четыре дела осталось, без Стаса их никто не завершит… кому я поручу, куда Станислав Николаевич забирался, туда больше никто не вхож... Вот же только в четверг разговаривали, он в Москву собирался, прокурорское дело почти закончено, осталось в Москве утрясти»…

Пока мы есть - смерти нет, когда есть смерть - нас уже нет. Так говорили изнеженные эпикурейцы. Для воина эта формула не верна, воин идет по жизни со смертью на плече. Она всегда шепчет ему – ты не вечен. Это заставляет воина быть человеком, служит ежедневной командой к действию. Существует ли для воина незаконченность? Так ли уж не закончены те дела, которые вел  Станислав Галлеев? Да, ряд преступлений раскрытых старшим оперуполномоченным по особо важным делам УБОП подполковником милиции Галлеевым не дошли до рассмотрения в суде.  Борясь с коррупцией, как в промышленных, так и в административных структурах Прокопьевска, Галлеев и сам натыкался на стену, отделяющую сильных мира сего от простых людей. Стена, возведенная из круговой поруки, административного ресурса и телефонного права – это порок всех небольших городов, где все друг другу родня, одноклассники, и друзья детства. Галлеев не снес эту стену, но он ее обозначил, и показал всем как делать в ней бреши. Однажды к Станиславу Николаевичу обратился один прокопьевский предприниматель, он жаловался, что его буквально ограбили при содействии двух высокопоставленных милицейских чиновников Прокопьевского УВД. Ссылаясь на отсутствие некоторых бумаг, у бизнесмена конфисковали несколько моторов большой мощности, затем, даже не утруждая себя заведением уголовного дела, на пустом месте, эти моторы передали на хранение заинтересованной стороне, на одно из солидных предприятий Прокопьевска. Предприятие не осталось в долгу и оказало милиции добровольную спонсорскую помощь ровно в количестве двух легковых машин. Когда Станислав Галлеев заступился за простого прокопьевского предпринимателя и назвал вещи своими именами, то есть спонсорскую помощь взяткой, а приятельские отношения руководства предприятия с руководством в погонах – коррупцией, то наткнулся на непонимание прокуратуры. Но отчаянному оперу УБОП удалось, благодаря добытой им информации, всколыхнуть устоявшуюся гладь отношений. Один из начальников уехал на подаренной машине в Кемерово. К сожалению, моторы так и не вернулись к хозяину, но и новые владельцы не смогли пустить их в дело. Дорогостоящее оборудование просто стоит. Об этом факте уже писалось в Прокопьевской прессе, но имена не названы до сих пор. Российское законодательство четко защищает честь и достоинство российских граждан. Без решения суда пресса не в праве обвинить ни власть имущих, ни простого человека  в преступлении. Этим неплохо научились пользоваться наши чиновники. Адвокаты за деньги порвут любую газету, которая в полном объеме будет реализовывать право на свободу слова. В наши либеральные времена правдолюбам уже не вырывают грешные языки, их душат деньгами.

Но Станислав Галлеев не был журналистом, и не в его правилах было кричать – «Волки! Волки!».  Он был «честным ментом», который собирал и документировал факты, и его ли вина, что эти факты так и не получили судебного рассмотрения. Разве можно назвать его дела не сделанными, если мы не видим результата, мы много чего не видим, даже у себя под носом. А наши СМИ могут только стыдливым намеком кивнуть в ту или другую сторону.

         На кладбище прогремели выстрелы. Тройным залпом милиционеры провожали своего коллегу. Звучал гимн России, которой Станислав Галлеев остался верен до конца своей жизни. Замерзшие комья земли застучали по крышке гроба. Вскоре могильный холмик скрыл все, что осталось от земной жизни человека. Но путь воина не закончен. Остались друзья, ученики, родные, которые впитали в себя часть того света, что нес людям Стас Галлеев. Память помогает нам очистить нашу жизнь от шелухи, ведь только значимые события достойны памяти. Что бы оставить о себе память воин должен совершать не обычные поступки – подвиги.

Один из таких поступков – это переход Галеева из следствия в оперативные работники. По служебной милицейской иерархии следователи – это белая кость, опера чернорабочие. Но сколько пользы Станислав Николаевич принес именно этим перемещением. Опыт следователя, юридическая грамотность, позволяли ему не только выйти на след преступника, но и  зафиксировать, все противоправные его действия. С ним советовались самые высокие руководители в Прокопьевске. Да и не только. Не даром, когда он проходил службу в командировках в Чечне, боевики объявляли награду за голову этого подполковника милиции, именно за голову. Ведь чтобы установить в мятежной республике власть закона, надо было не только лупить по врагу из автомата, надо было знать законы, и надо было знать, как их реализовывать. И Галлеев знал и реализовывал.

         В родном Прокопьевске, он тоже не замыкался на одной своей линии работы по коррупции, он оказывал практическую помощь молодым оперативникам УБОБ. Банда братьев Маковых, убийц и беспредельщиков, преступные группировки Бежко,  Гончарова, Штерцера – все эти ребята оказались за решеткой при активном участии Станислава Галлеева. Только за последние два года работы старшим оперуполномоченным по ОВД  УБОП было возмещено людям 17 млн. рублей материальных убытков нанесенных преступными группировками. Вот и задумывается  Сельский А.А. как работать дальше без правой руки. Сейчас он затеял борьбу с группировками, добывающими дешевый уголь на заброшенных шахтах Прокопьевска. Наносится непоправимый вред не только экологическому равновесию в городе, но и прямой вред здоровью граждан – газ «горелик» с высокой концентрацией отравляющих веществ, «вытекает» на город из-за самодеятельных раскопок старых выработок. Как бы сейчас помог Стас, сокрушается Сельский. И хотя ему уже удалось возбудить два уголовных дела по этим фактам, но он уже чувствует, как чья-то «волосатая рука» начинает защищать деятелей, разрушающих собственный город.

         Замолчала траурная музыка. Автобусы увозят живых от мертвых. Мы возвращаемся на Ясную поляну. И город этот вроде живой, но мы проезжаем мимо руин, мимо черных зданий, мимо людей влачащих свои ноги по черному снегу и опустивших глаза. Этот город ограбили, выкачали из него все что можно и бросили. Бутылка паленного спирта, корка хлеба и до хрена дешевого угля, вот и все что осталось…

И могила Станислава Николаевича Галлеева, воина, который хотел изменить этот город.

Олег Шишко

 Старый Панасоник

Память и логика, как плоскогубцы,

Держат меня в трехмерном пространстве

Между зарядами жизни и смерти

Между безумием и постоянством

         Если я всегда стремлюсь к свободе, значит, на данный момент я раб? Кто же меня поработил? Да вы, граждане, мои хорошие! Нет, вру – я уже давно раб собственных противоречий. Я не могу жить один и не могу с вами. Цивилизация наша образно напоминает мне Летучий Голландец. Куда летит Земля? Никто не знает. Зачем вся эта суета на камбузе – никто не ответит. И глупо жить без миллионов, но еще глупее в ногу с миллионами, без капитана на мостике. Я вот сам капитан, но не тот, что, сбив руки в кровь о штурвал и сорвав голос, указал бы правильный путь нашему кораблю, а простой капитан милиции. Когда-то давно, как и большинство юнцов, хлебнув горя по воинской повинности, я поклялся никогда в жизни не надевать погоны.

         Теперь на каждом плече по четыре звезды. Я иду по хмурому сибирскому городу после суточного дежурства. Ботинки мои промокли от сырого весеннего снега, уже смешанного с грязью. Тяжелый от сырости пуховик, как арестантская роба, давит на плечи. Брюки заляпаны грязью. В заднице хоть ложки мой. Всю ночь мы шарахались по цыганской «нахаловке», пытаясь раскрыть убийство. Без результата. Чувство неудовлетворенности гложет душу, дискомфорт мучает тело. Кто оценит наш труд, если убийца не найден и справедливость не восстановлена? Кому интересно, что мы опросили весь район, натыкаясь на враждебные взгляды люмпенизированного населения, на черный сглаз цыганок, на безумных косматых старух, на беспалых черномазых обитателей угольных отвалов, осматривая их дома-норы, пробираясь мимо голопузых цыганят, и истеричных подзаборных шавок, то и дело при шорохе сзади хватаясь за рукоятку ПМа. Когда расследование заходит в тупик и не остается уже никаких реальных версий, я всегда с досадой думаю: «Ну почему я не Шерлок Холмс?» Вот вам детективный ребус, почти про собаку Баскервиллей  – на краю железнодорожной насыпи утром нашли труп. На голове три свежих ссадины. Никаких следов борьбы, как будто сильный зверь с тремя острыми когтями скосил его одним ударом за левое ухо. Время наступления смерти с 2 до 3 часов ночи. Пострадавший жил в другом конце города. Работал путейцем, но был в отпуске. Выпивал, однако, в момент смерти был не пьян. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Ни у одного человека в городе не было мотивов убивать этого маленького, безобидного человека. Вот и, пойди, разберись.  Люди любят красивые разгадки таинственных событий. Каждодневный труд сыщика мало имеет общего с этим. Как я оказался в этой упряжке? Иду серым утром, по серому городу, с серым от усталости лицом. В желудке ноет от голода и бессонницы. А надо еще зайти в Линейный отдел за фуражкой. Скоро строевой смотр – спросит ведь проверяющий: а где, товарищ капитан, ваша кепка? Вот и иду весь промокший, заезженный, бесполезный…

         В Линейном зашел к экспертам, от них многое зависит: одно дело -  слова и логика, другое дело, когда опер и следователь располагают вещественными доказательствами. И делаются они в этом цехе. Старший лейтенант Володя Сбруев рассматривал в лупу очередной кусок вырубленной с ж/д полотна меди. В углу его кабинета-лаборатории, за огромным фотоувеличителем, на столе находился ящик со всякой дребеденью – болтики-шурупчики, электродетальки, запчасти от фотоаппаратуры. Я бы на него и внимания не обратил, но прямо поверх этого кладбища запчастей я увидел черный корпус своего старого  «Панасоника». Это была старая видеокамера (компакт), с которой пять лет назад я начинал работать. Она и тогда уже была старой, и я ее, в сущности, не берег, то есть бархоткой не обтирал, а заставлял работать по полной нагрузке. Взяв в руку зашарканный, местами обломанный пластмассовый корпус,  я подумал: «Бедный Йорик!»

Сколько всего видел твой мутный глаз? Сколько событий? Где нас с тобой только не таскало, старый дружище Панасоник? Помнишь свой первый репортаж – привокзальные дети-попрошайки, обнюхавшиеся «Момента». Один мальчонка прямо падал со стула, вырубаясь; ему было лет шесть. Кто выкинул это маленькое существо с крошечными ручками, с крошечным, чумазым носиком, с беззащитными перед этим миром глазами, на улицу? Даже на его бритой головенке оставались следы клея. Лучший друг тогда мне сказал, что репортажа с худшим качеством видеоизображения он не видел – да, дружище Панасоник, мы с тобой никогда не были фильдеперсовыми цифровыми парнями. Зато десять километров по заснеженным рельсам – это наша работа. Минус тридцать с ветром, и ты лишь изредка высовываешь свой японский глаз у меня из-за пазухи. Выглянешь, быстренько зафиксируешь следственные действия и назад в тепло. Однажды мы напали на след жуликов, недалеко от станции Забойщик они разбомбили два трансформатора. Бежали минут сорок. И не холодно было – просто шел мелкий снежок. Я в азарте забыл тебя прикрыть. Догнали. «Барс» и «Мороз» - помнишь таких клоунов? «Барс» поначалу кинулся на оперов. «Мороз»-то поумней – сразу рожей в снег. Я хотел этот цирк заснять, включаю тебя, а ты только жалобно хрюкнул, и в отказ. Не знаю, видел ли кто-нибудь еще, как у видеокамеры может объектив изнутри обледенеть. Я тогда подумал -  хана тебе. Но ничего: оттаял, отошел, и снова в строй. Помнишь, когда «Барсу» пальчики откатывали, распальцовка у него вся в синих перстнях, и некогда грозный «Барс» трясется, как Жучка на помойке.

А вспомни лето 98-го, жара, в Анжерке шахтеры на рельсовую войну вышли. Отряд наш собрали за пару часов, зачитали фамилии. Мы с тобой, как всегда, в первых рядах. И полковник спрашивает у оружейника, как отряд обеспечен спецсредствами, прапорщик Елисеев, разглядывая свой мятый реестр, тяжело двигая огромной челюстью, докладывает:

-  Щитов – 40, палки резиновые - 40,  каски - 40 штук, двадцать из них с забралами...

Полковника  аж подкинуло из-за стола:

-         КТО ЗАБРАЛ!? – заорал он. Прапор уперся в свою бумажку и что-то мямлит про 20 касок, не понимая, чего от него хотят.

На площади Надежды, так шахтеры называли блокированную ж/д развязку, мы попали в самую гущу событий. Надо было выявить в толпе и заснять экстремистски настроенных подстрекателей, провокаторов. А там вся толпа на взводе, мы с тобой тогда прикинулись тележурналистами, но было по настоящему страшно, когда нас обступили плотным кольцом и потные бабы орали – бей его, ишь ты журналист, это же «мент» - синие штаны… А шахтеры-то парни конкретные, долго говорить не любят. Еще бы минута две, и нас бы растоптали, ни Якуба, ни Еграшкин бы не спасли, их тоже внедряли без оружия. Помог нам с тобой тогда Ленин. Откуда он взялся? Говорят, пришел из Яшкино пешком. Забавный старичок. Двойник Ильича, и кепку, и жилетку, как у вождя, надыбал. Все тогда на него отвлеклись. Поначалу он был популярен – товагищи габочие, товагищи габочие, а товарищи рабочие, ближе к ночи, нажрались да и отмудохали деда, посчитав провокатором. Гнусное заданьице мы тогда выполняли, политика вообще не наше дело. Кроме нас, там политических обозревателей хватало. Даже французов каким-то хреном занесло. Но мы все равно отличились. Засняли суровый быт «ментов» – в вагонах, без воды, без командировочных, без жратвы. На НТВ, в программе «Сегодня» этот сюжет несколько раз прошел. Говорят, что начальник милиции общественной безопасности после этого бегал по управлению с пистолетом и обещал пристрелить суку.  Было ли тебе тогда страшно, а, «японский городовой»? Признаюсь честно тебе, старый дружок Панасоник, в Чечне я хотел тебя подставить. Вот уж где жутковато было. Мы въезжали в непокорный Аргун ранним декабрьским утром. Туман струился между построек, как инопланетный разум. Людей не было видно. На ярко зеленом небе висел острый как ятаган полумесяц. Братве раздавали патроны. А у меня только ты, да Макар. И кажется, что беззащитнее, чем моя глупая башка, нет ничего на свете. Самая интимная часть тела  - это мозг, спрятанный за костями черепной коробки. И обидно, если маленький кусочек свинца разрушит эту шкатулку, в которой спрятан целый мир. Потом, уже на мосту, в первой перестрелке, мне вдруг захотелось, чтобы пуля попала не мне в лоб, а тебе в глаз. Представляешь, какой сильный кадр? Правда, для тебя он был бы последним. Прости. Обошлось ведь все…

Да, бедный Йорик, повидал ты, конечно. Обшарпаный весь, хуже шарпа, половина кнопок не работает. Но ведь, согласись, это лучше, чем девочкой пролежать в шкафчике у новоиспеченного буржуа. Ну не скажи, что мы только криминал и чернуху видели. Ты ведь тоже всякие утренники снимал, за дедом Морозом вокруг елки носился. Парады. Заседания. С ветеранами любил выпить. Учения. Помнишь грандиозные учения на Томи. Из пяти камер, ты, конечно же, попал в группу «жуликов». Зато динамичные кадры. Моторная лодка, на нее практически садится вертолет с СОБРовцами,  веер брызг, стрельба – только белые пластмассовые пули высыпаются из стволов как горох. Война в Крыму – все в дыму.

Потом на берегу СОБРовцы, по сценарию, должны были для дезориентации «преступников» кинуть три имитационных гранаты. Но это же наши гранаты. Одна не взорвалась, другая действительно угрожающе пукнула, зато третья как дала – выворотила некрупный кустик, а куски земли летели как в кино про войну. И тут давай СОБРы подставных жуликов мять. А водолазы МЧС должны были достать со дна Томи чемодан с «деньгами», который «жулики» скинули. Кто-то из оперов, припер такой огромный старинный чемодан, но еще крепкий, с рабочими замками. Так вот – утоп чемодан, даже водолазы были бессильны, мы то впопыхах забыли буек к нему привязать.

Или как наркотики у цыган искали. Цыганские наркобароны не хило живут. Снаружи дом как дворец, внутри конечно табор. Рядом с дорогой видеоаппаратурой и фешенебельной мебелью кучи тряпок, хлама. По всем углам деньги рассованы, про которые и хозяева уже забыли. И все стены в иконах. На хозяине два золотых креста - по полкило каждый. У Папы Римского и то таких нет.

- Мы в бога веруем! - говорит Андрей Андреевич операм.

- А что у вас с животом, Андрей Андреевич? - спрашивают опера у самого главного цыгана, и Якуба слегка хлопает его по пузу. Андрей Андреевич неловко присел, и, к всеобщему удивлению, его живот начинает перетекать в штанину.

- Ну-ка, ну-ка! - и оперативники начинают тормошить Андрея Андреевича. Тот лишь робко ойкнул и в ужасе закрыл глаза - из обеих штанин веером потекли пачки денег. Посчитали - 140 000 рублей и около десятки «зеленых».

- В бога, говоришь, веруем? А где вся партия опиума? - спрашивает у цыгана начальник уголовного розыска Серега Пантюхов

- Нету больше, мамой клянусь!

- Найдем ведь, хуже будет.

К тому времени мы перерыли весь дом, гаражи, все сараи - нашли только 60 расфасованных пакетиков, но, зная размах торговли из этого дома, 60 «ляпок»  - это слезы. Где-то был спрятан весь остальной «товар». Перед нами лежал еще огород соток в двадцать. Решили облегчить задачу, запустили на огород собаку Бетти, обученную на поиск наркотиков. Та начала нюхать землю и взяв след, повела оперов к забору. Под забором, к великому изумлению Андрея Андреевича, Бетти начала копать землю. Оперативники застыли в ожидании, вскоре собачка выдернула из земли полиэтиленовый мешочек с двумя протухшими рыбьими головами и, радостно взвизгнув, бросилась бежать с добычей в укромное местечко. «Двоечница!» - заорал собаковод  и кинулся следом.

- Я же говорю, нету! - Андрей Андреевич был доволен таким поворотом событий. Но не тут то было. Серега Пантюхов сам встал на четыре кости и начал всматриваться в огород в горизонтальной плоскости. Вскоре он вышел на центр поля и показал, где надо копать. Андрей Андреевич побелел. Через минуту мы извлекли настоящий клад - килограмма полтора черного опия. Андрей Андреевич тогда отмазался, посадили вместо него одну из его домработниц, сбывала «товар» непосредственно она. Но вспомни угрожающий ядовитый вид этой опиумной «колбасы», вспомни наркопритоны, где из мебели  - только закопченные ложки да бинты, вспомни руки  девочки, где уже от уколов образовались такие загнившие дыры, которые наркоманы так и называют - «колодцы», вот и подумай, старый друг Панасоник, сколько мы спасли тогда людей из нашего города... Слишком-то не загордись, наш номер шестнадцатый, как говорил Жеглов, опера тогда отлично сработали...

А мы с тобой, бедный Йорик, спасли одного парнишку совершенно случайно. Дело было в отстое вагонов. Задержали тогда злоумышленника - паренек лет 20-ти забрался в разбитый вагон и внутри обрывал оставшуюся алюминиевую облицовку. Вроде бы и мелочь, и вагонам этим уже кирдык лет десять назад пришел, однако они числятся на балансе. Мороз минус сорок. А паренек стоит в детском пальтишке, вместо варежек верхонки, боты «прощай молодость», трясется и плачет от холода и страха, в руках три алюминиевых полоски... И тут начальник железнодорожный к нам подходит, жирный кот с золотыми перстнями, в добротной дубленке, в норковой шапке и чуть ли не с кулаками кидается на паренька:

-         У, ворюга!!!- меня тогда зло взяло, думаю, ты-то куда лезешь, здесь, поди, боле тебя никто не ворует. А у парнишки лицо детское и такое какое-то, человеческое, что ли? Он немного успокоился и говорит прямо на камеру:

-         На работу нигде не берут, а мне что делать? Мать болеет, не ходит, пенсия маленькая, дома хлеба нет, я вот и пошел, а что делать? Я и к Тулееву ходил, просил помочь, на работу, чтоб устроили, и никто мне не помог...

Мы взяли  этот «синхрон» прямым текстом в сюжет и вставили. На утро опять в управе скандал – кто посмел по телику сказать, что Тулеев не помог. Стали разбираться, оказалось, действительно, парень обращался к одному из замов губернатора, есть запись в книге приема. Но чиновник сам был очень занят, и отмахнулись от парня. Уголовное дело тогда возбуждать не стали – сделали отказной по незначительности ущерба, может быть, и работу нашли бедолаге…

Я считаю, так и должно быть. Так и записано в законе «О милиции» - мы должны помогать людям. И всегда надо помнить, что, кроме уголовного кодекса, есть и такие вещи, как справедливость, доброта, честность… Значит, бедный Йорик, мы нужны людям. Нужны, чтобы говорить правду – в этом смысл нашей жизни. Во! Значит, есть все-таки смысл в жизни. И если есть смысл, то и погоны тогда не тяготят. Значит, отставить хандру. Сегодня надо просушить ботинки, почистить и нагладить форму. Завтра в строй с новыми силами. На борьбу с организованной преступностью, и пусть я опять во втором эшелоне, иду за спинами оперов, но я горжусь уже только одной причастностью к этой когорте рыцарей, которые лицом к лицу встречаются с самыми темными силами человеческой натуры и ведут бой на границе добра и зла….

Олег Шишко